Вслед Достоевскому...
Jul. 27th, 2017 11:45 amКак в воду глядел Вяземский
" Лучше иметь для нас сбоку слабую Турцию, старую, дряхлую, нежели молодую, сильную демократическую Славянию, которая будет нас опасаться, но любить нас не будет. И когда были нам в пользу славяне? Россия для них – дойная корова, и только. А все сочувствия их уклоняются к Западу. А мы даем доить себя, и до крови… Сохраните письмо мое… Хочу, чтобы потомство удостоверилось, что в пьяной России раздавались кое-какие трезвые голоса".
Так, в начале августа 1876 г. министр государственных имуществ и будущий председатель Кабинета министров П.А. Валуев записал в своем дневнике: «Мы дошли до славянофильского онанизма. Вся Россия в бесплодной лихорадке… Все бредят южными славянами, не разбирая даже и не ведая, кто они».
О Болгарии вскоре после войны 1877-78 годов, точнее после Румелийского кризиса 1885 года:
"...Если раньше «русофобией» называлось всего лишь желание брать кредиты у Запада, да и то потому лишь, что Россия давать кредиты не могла, то теперь коллективное подсознательное начало оформляться на уровне формулировок. «Я люблю Россию, но у меня есть вопросы», - писал в популярном памфлете «Никола Русский» (псевдонимом поныне не раскрыт). И вопросов было много.
«Почему Россия отвергает Объединение, если все державы признали?», - спрашивали активисты Восточной Румелии устами Захарии Стоянова, одного из «апостолов» Апреля и вождей восстания в автономии.
«Почему мы можем надеяться на Россию в македонской проблеме, если она даже Объединение не признает?», - спрашивали уроженцы Македонии типа капитана Косты Паницы, героя войны, и бывших четников Кресны.
«Почему Россия, где есть только подданные, позволяет себе командовать мной, гражданином, как своим холопом?», - спрашивали политики всех фракций.
«Почему Россия мешает вести дела с теми, с кем выгодно, если с ней невыгодно?», - спрашивали бизнесмены из «великих торговых домов» и новые «жирные коты», прыгнувшие из грязи в князи на спекуляциях военного времени.
И не было на эти вопросы вменяемых ответов, а ответы немногих «несомненных» русофилов, группировавшихся вокруг епископа Климента Тырновского, просветителя, поэта, бывшего премьера и в прошлом храброго «четника», мало кого удовлетворяли. Ибо фактически ответами не были.
«Потому что православные!». Ага. Но чем православное иноземное иго лучше мусульманского, если все равно иго? «Потому что без России нас порвут!». Угу. Нас бросили в самый трудный момент, чтобы мы проиграли, но мы прекрасно справились сами. «Потому что Запад ласков лишь до тех пор, пока мы не легли под него». Эге. Это или да, или нет, но пока что все наоборот, - ухмылялись оппоненты.
«Ладно, допустим, но ведь братья!», - вскрывали последнюю карту «идеалисты», но:
«Если нас постоянно попрекают затратами на Освобождение, требуя взамен вечной покорности, это не братство. Пусть подсчитают и выставят счет. Можно с процентами. Мы расплатимся и закроем вопрос», - наотмашь рубил «умеренный западник» Константин Стоилов..".
" Лучше иметь для нас сбоку слабую Турцию, старую, дряхлую, нежели молодую, сильную демократическую Славянию, которая будет нас опасаться, но любить нас не будет. И когда были нам в пользу славяне? Россия для них – дойная корова, и только. А все сочувствия их уклоняются к Западу. А мы даем доить себя, и до крови… Сохраните письмо мое… Хочу, чтобы потомство удостоверилось, что в пьяной России раздавались кое-какие трезвые голоса".
Так, в начале августа 1876 г. министр государственных имуществ и будущий председатель Кабинета министров П.А. Валуев записал в своем дневнике: «Мы дошли до славянофильского онанизма. Вся Россия в бесплодной лихорадке… Все бредят южными славянами, не разбирая даже и не ведая, кто они».
О Болгарии вскоре после войны 1877-78 годов, точнее после Румелийского кризиса 1885 года:
"...Если раньше «русофобией» называлось всего лишь желание брать кредиты у Запада, да и то потому лишь, что Россия давать кредиты не могла, то теперь коллективное подсознательное начало оформляться на уровне формулировок. «Я люблю Россию, но у меня есть вопросы», - писал в популярном памфлете «Никола Русский» (псевдонимом поныне не раскрыт). И вопросов было много.
«Почему Россия отвергает Объединение, если все державы признали?», - спрашивали активисты Восточной Румелии устами Захарии Стоянова, одного из «апостолов» Апреля и вождей восстания в автономии.
«Почему мы можем надеяться на Россию в македонской проблеме, если она даже Объединение не признает?», - спрашивали уроженцы Македонии типа капитана Косты Паницы, героя войны, и бывших четников Кресны.
«Почему Россия, где есть только подданные, позволяет себе командовать мной, гражданином, как своим холопом?», - спрашивали политики всех фракций.
«Почему Россия мешает вести дела с теми, с кем выгодно, если с ней невыгодно?», - спрашивали бизнесмены из «великих торговых домов» и новые «жирные коты», прыгнувшие из грязи в князи на спекуляциях военного времени.
И не было на эти вопросы вменяемых ответов, а ответы немногих «несомненных» русофилов, группировавшихся вокруг епископа Климента Тырновского, просветителя, поэта, бывшего премьера и в прошлом храброго «четника», мало кого удовлетворяли. Ибо фактически ответами не были.
«Потому что православные!». Ага. Но чем православное иноземное иго лучше мусульманского, если все равно иго? «Потому что без России нас порвут!». Угу. Нас бросили в самый трудный момент, чтобы мы проиграли, но мы прекрасно справились сами. «Потому что Запад ласков лишь до тех пор, пока мы не легли под него». Эге. Это или да, или нет, но пока что все наоборот, - ухмылялись оппоненты.
«Ладно, допустим, но ведь братья!», - вскрывали последнюю карту «идеалисты», но:
«Если нас постоянно попрекают затратами на Освобождение, требуя взамен вечной покорности, это не братство. Пусть подсчитают и выставят счет. Можно с процентами. Мы расплатимся и закроем вопрос», - наотмашь рубил «умеренный западник» Константин Стоилов..".